Спокойно. Пролетел, да сверху штабель тел.
То, что осталось от братка, глядит, забавно щерясь...
Назад, скорей назад, покуда не истлел
Последний уголечек в теплой Янкиной пещере.

Спихнув куда-нибудь все то, что тяжелей,
Он вывалил глаза на мой последний чистый свитер,
Совсем некстати влип в дрожащее желе
Каблук, до мяса стертый об холодный скользкий Питер.

Ползком через обрубок бывшего моста.
Огрызками былых зубов по влажным теплым рельсам...
Последний день меня приветствовать устал -
Он прыгает сквозь дождь на зад, чтоб я там снова грелся.

Пушистый мягкий чай в подставленную пасть.
Двуглавые ослы на толстых выхоленных пашнях.
Ну надо ж было так величественно пасть,
Чтоб все, что менее ничтожно - счесть совсем неважным.

Рассыпанная мелочь звякнула и ждет
В шершавых пальцах дня она становится все мельче.
Я - маленький, слепой, оборванный народ,
Дрожащий у забора под дождем из горькой желчи.

Я тру, остервенело тру щекой асфальт.
Но детские мелки малюют то же, что на стенах.
На совесть и на срам, на плаху и на сталь
Подняли в общей камере опущенную цену.

Хрустящие виски... Изящные пинки...
Дружок в полоску - не совсем пчела, хотя роится.
Затуплены глаза - о землю и пеньки.
Зазубрены края опухших век на детских лицах.

Я плел себя из тех, надеясь на успех.
Из ран сочился смех, однако, все мое взлетело...
Я тыкал перья в воск, чтоб вовремя успеть
Построить по крылу для каждой новой части тела.

Еще бы что-нибудь, чтоб было чем родить
И шашку поострей, чтоб раз махнуть - и сразу в дамки.
В очередной полет меня сопроводит
Веселое "пиф-паф" из доброй дедовской берданки.

А молния звенит. Последний грош в квашне.
Намятые бока скулят, мол - веселись, старуха!
А я пока молчу, внимая в тишине,
Тактичному "тук-тук" по крышке, где-то возле уха.

1990 г.

Над ликом Николы Угодника - звуки огня.
Противная надпись украсила серый картон.
Обломки соцветий красавки ритмично звенят.
Я вижу в пространстве бычок и ловлю его ртом.
Ты плачешь, от запаха астры, бегущей на склон.

Чтоб сделаться старым - забудь кошелек там, где спишь.
Пусть рядом ночует на сдвинутых тронах шофер.
Дорога колышет тебя, словно в бурю камыш,
Входящего в дом, где бычками утыкан ковер...
Поездка на дачу заменит ночной разговор.

Выйдя туда, где ночь, надеешься встретить там день.
Сойдя с паровоза, не нужно искать ничего!
Встреть меня в месте со славным названьем "НИГДЕ".
Ты не имеешь имени. Бесценна доступность всего.

Услышь половину того, что ты хочешь понять.
Дыши металлической графикой белых страниц.
Гаси сигарету под новые звуки огня
И вымети пол - мне же некуда броситься ниц!
Мы все тут из сна. Ты кому-нибудь тоже приснись.

На кафедре с красной табличкой на белой двери
Садисты - ученые "Инь" отдирают от "Ян".
Накройся плакатом. И впредь - никуда не смотри.
Пусть люди со стен наслаждаются зрелищем ран.
А в доме, куда я звоню, снова кто-нибудь пьян.

Выйдя туда, где ночь, надеешься встретить там день.
Сойдя с паровоза, не нужно искать ничего!
Встреть меня в месте со странным названьем "НИГДЕ".
Ты не имеешь имени. Бесценна доступность всего.

Я выну из ящика свежие звуки огня.
Мне хочется выйти, но сложно покинуть свой трон.
Пойду к партизанам и крикну: "Лепите меня!"
Мне хочется каменным плюхнуться в бездну времен...
Я слышу твой голос, который слегка изменен.

Засыпьте мой праздник цементом из ваших мешков.
Никола Угодник согласен участвовать в нем.
Насквозь проспиртованный труп мой швырните в альков.
Мы с белой горячкой в обнимку спокойно уснем,
А ты будешь плакать от звуков, рожденных огнем.

Выйдя туда, где ночь, готовишься встретить там день.
Выйдя туда, где ночь, надеешься встретить там день.
Выйдя туда, где ночь, ты веришь, что встретишь там день.
Сойдя с паровоза, не нужно аскать ничего!
Встреть меня в месте с обычным названьем "НИГДЕ".
Ты не имеешь имени, в котором доступность всего.

Вот ты - человек или нет, теряющий сущность,
Кто нас изобрел, с годами даря нам забвенье,
Живущий в стекле голубом, в ожерелье из вазы,
И видящий в каждом стакане свое отраженье,

Пусть то, как зовут тебя хиппи, всегда будет свято.
Пусть то, чем плюют в тебя панки, всегда будет чисто.
Пусть злой интеллект даст нам право тонуть в твоей власти
Так будет вверху и внизу - и ныне и присно.
Аллилуйя, Аллилуйя, Харе Кришна, Харе Рама!

Сегодня и завтра нам хочется белого хлеба,
А также желательно булок и мягких батонов.
Прости нам пятерки и трешки, что мы не вернули,
Как гривенники, что мы дарим толпе в гастрономе.

Не надо дразнить нас постройкой на месте развалин -
Мы выплюнем старые кляпы, а это опасно.
Избавь от того кто лукав и не в меру всесилен
И дай нам спокойно дожить до текущего часа.
Аллилуйя, Аллилуйя, Харе Кришна, Харе Рама!

(Максу Колосову, 1990 г.)

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А мама купила ребенку ногти,
Чтоб было чем щелкать букашек вредных,
Чтоб мог по лицу за столом напротив
Легонько погладить перед обедом.

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А мама купила ребенку зубки,
Чтоб было чем встретить носок ботинка,
Чтоб дробь их сливалась в едином звуке
На полке в вагоне под слоем цинка.

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А мама купила ребенку денег,
Чтоб он кроме жизни, хоть что-то тратил,
А маленький мальчик купил ошейник,
Накинул на папу - а тот и спятил...

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А мама купила ребенку бабу.
А мальчик не знал, что с ней делать ночью.
Наутро он встал, несмотря на слабость,
Взял ножик и сделался непорочным.

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А жизнь все чесалась под красной сыпью,
Блаженно зевая в дурной истоме...
А мама купила ребенку выпить,
А мама купила ребенку выпить...
Выпить... Выпить...
Ребенок нажрался, заснул и помер.
Мама, купи мне автомат!

На набедренной шкурке прогрызлась солидная плешь.
Желчнокаменный век.
Тонкий луч в теплом царстве небрежно прищемлен промеж
Желтых кафельных век.

Раскаленных конфет "холодок" тихий злой холодок.
Листья клевера сникли.
Тормознул об меня мой приятный беспечный ездок
На моем мотоцикле.

Вкусовые пупырышки смерзлись на всех языках -
Пулеглот ненасытен.
Бросил детскую зону топтать долетяга зэка -
Вертухаи, не ссыте!

Гриф питается падалью пальцев, рыгая не в такт.
Лезут связки из глотки.
Отбирать у всего оскорбительный титул не факт -
Дело хитрых и ловких.

Обоссаться не жить, а значительно проще чем жить
Вплоть до смятой концовки -
Крепкой, горькой, домашней началовки вволю испить
И оставить без пробки.

Над родными полями родных я бесплатно лечу
Тех кто будто бы хочет...
Кто-то здесь отведет свою память под новую чушь.
И мечтательно вздрочит...

Плачет память под чушью, что сверху налипла ничком
Застит бедненьким звезды...
Мать сыра земля будет ей пухом, вода - пятачком,
Чтоб оплачивать воздух.

Ах, оставь ты надежду, мудак, здесь у Жени - Париж,
А у Леши - Архангельск.
Да на пыльном шоссе - кавалькады сверкающих крыш -
Тех, кто нынче догнались.

Воспитатели в дерзком саду рвут податливый шелк
Наших праздничных платьев.
На раскрытой ладони скулит неоплаченный волк,
Только агнец не платит.

Волк не ждет похвалы, да к кому она на хуй нежна,
Если сделать потише?
Связи рвутся туда, где возникла глухая стена,
Но стена их услышит!

Связи рвутся на части, которые бросились вскачь
И мгновенно пропали,
Слышен свист, как от пули, что я расписал у виска
Под орех да под Палех.

Можно зад ушибить, если грохнуться им на перед
По давнишней привычке...
Снег покрыл, что хотел и пришел генетический кот
И забавно мурлычет.

Мы продолжим, может нам пойдет и в прок родство -
Это ж дело нашей жизни - скоморошество!
Снова праздник, и на нас кафтаны яркие,
Да на Шексне реке не будет больше ярмарки...
А счастье до здоровьице стеной становятся,
Ты из окна на тротуар течешь сукровицей...
А то, что с Запада пришло, - возьми да кинь на Восток,
Да слезы, что в стакан стекают, крепче "Киевской"...

Здесь все ясно - здесь порою даже милуют,
А вот что там видят те, кого кремируют?
Понимаю, что приятно посмотреть самому,
Но для чего шагать навстречу интересному?
Зло давило, а ты лез на свет из-под него,
Затыкая раны клочьями исподнего,
Трассою Череповец - Москва заматывая,
Все же было, я же видел. Что ж ты, мать твою!

Эх, надо гладким быть, да не обструган ты -
Волга крови в голосе да струн мосты...
И красна стена твоей обители
Не от билетов общества твоих любителей!
Я не знаю, кто толкал, а кто подталкивал,
Кто согласен был, а кто и так кивал...
Может было все продумано и взвешено,
Только были все тогда на чьем-то сейшене!

Просто больно оттого, что наша боль ушла,
Та, что раньше родилась, да с тобой жила,
Те, кто с нею раньше был, тебя похитили -
Для кого она теперь в счастливом Питере?
Боль уходит сквозь трясину да по кочечкам,
К родникам воды живой, да к колокольчикам,
По костям, что никак мы не соберем -
Не одна слепая, а с поводырем!

Кто там шепчется? Ну хватит, ну заткнитесь же!
В бубенцах - колокола соборов Китежа,
Да отпихнув от стен твоих оркестры сводные,
Три сопелки да гармонь дудят отходную...
С колокольни - стоны цвета мозга костного...
Бросьте треп пустой про годы високосные!
Тот, кто обществу штрафные принесет очки,
Пузырем пустым летит из форточки.

Приближается к глазам поверхность улицы...
Мать сыра-земля поймет, не расступится!
Думал - может это байки чьи-то жуткие.
Да доля правды - ой, в каждой шутке есть...
Боли нашей гора вровень срытая,
Штора спущенная, дверь закрытая,
Да записка: "Нет его!" корявым почерком...
Нет ни времени, ни колокольчиков!

Хочется верить, что ты
Вновь заработал желание жить.
В кружку плесни темноты,
Выхлещи залпом, но спать не ложись.
День начался для других -
Смело продолжи его для себя!
Силой дающей руки
Дверь распахни в дом, где все еще спят -

Сейчас ты со мной!
Наш ветер развеет всю муть,
Что окутала вас.
Вы наберете ноль-два,
Когда я гитару возьму,
Но я скажу себе: "Пой!"

С тихим и мирным порви.
Им не мешай по течению плыть.
Знай, ты достоин любви,
Но и не любящих не ненавидь!
Ты генерал без войны,
Бард, развлекающий сонных гостей.
Ты дирижер тишины.
Розовый фрак твой измят как постель...

Сейчас ты со мной!
Наш ветер развеет всю муть,
Что окутала вас.
Вы наберете ноль-два,
Когда я гитару возьму,
Но я скажу себе: "Пой!"

Если тебе хорошо -
Ты не нарушишь законов игры.
Ты полюбил всей душой
Ящик стеклянный для комнатных рыб...
С хрустом влезающий в мир,
Мощным пинком отгоняющий лень,
Вечно спешишь на турнир -
Витязь в фуфайке на белом осле...

Сейчас ты со мной!

Смотри-ка, как нынче привольно стало!
Ты можешь как хочешь рыдать обо всем.
Ты слушаешь песни великих и малых,
Забыв, что над всеми топор занесен...
Конечно, ты можешь меня не слушать.
Ты цел, у тебя еще все впереди...
Не вправе я бередить твою душу,
Но я не отстану - ведь есть еще что бередить!
Ты можешь сказать обо мне все, что хочешь,
Советовать мне не шататься ночью,
На все аргументы мои один ответ - "ну и что ж?"
Но они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
И вот мой нож.

Он любер или как там их еще кличут...
Их двадцать и четыреста за углом.
Сейчас я свободен от рамок приличий!
Я сдохну, но я поднимаю лом.
Конечно, мне лучше остаться чистым,
Чуть-чуть походить на нормальных людей...
Пусть кто-то зовет меня зверем, фашистом,
Но мне на него насрать - я кричу себе: "Бей!'
Советуют вспомнить фамилии точно...
ЦК мне пришлет свои ответ по почте -
Быть может я и опознаю десяток рож...
Но они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
И вот мой нож.

Но стоит ли ветхое знамя рока
Того, чтоб с ним переть, как Мальчиш-Кибальчиш?
Я очень хочу отойти в сторонку.
Но знаю, что бывает когда промолчишь.
Ни слова про единичный случай!
Не ври хоть себе - я давно не один!
Найдется ли кто-то большой и могучий,
Когда в переулке в час ночи
Их встретит твой сын?
Наверно твой дух как-то более прочен.
Ты можешь на этом поставить точку,
Сказать, что тебе плевать,
Что от судьбы не уйдешь...
Но они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами...

1987 г.

Нежная моя история!
Как хуево в обнимку с фашизмом нам плющиться здесь.
С кем до скрипа в жопе спорил я.
Как преступно кромсать твою плоть на кусочки и есть...

Нам не даст отдохнуть от навязчивой смерти никто.
Шепоток добродушный за стенкой прожжет ее в миг.
Главный кабель оборван. С него тихо капает ток,
А легавые ищут без ордера общий язык.

Наши книги захлопнутся с треском и станут говном.
Хорошо под кретинов косить средь некошенных трав.
Вот солидный товарищ с серпом. Он обучен давно
Вырезать группу крови на голой руке сквозь рукав.

Бедная моя история!
Хорошо ли тебе каждый день то толстеть, то худеть?
Ты же двести раз повторена!
Что ж ты, милая, морщишься, красное платье надев?

Ты сказала, что лед - и подошвы усердно скользят...
Мы толпой начинаем потеть по команде "Тепло!"
Познаем Кама-Сутру в ладошку - иначе нельзя -
Не хватает гондонов. Сырье на дубинки ушло.

Ты сказала: "В атаку!" и вновь продолжается бой
И течет по штанине. И сердцу тревожно в груди...
Мы загадим могилы. И кто-то такой молодой
Бьет беременных баб, потому что Октябрь впереди.

Жадная моя история!
Проглоти еще нас, подавись и скорей оборвись!
Слышу в нашем общем стоне я
Деликатный гудок паровоза везущего в жизнь...

Накорми нас собой со страниц канонических книг,
А кровавой блевотины хватит, чтоб нас напоить.
Ты дала бы нам хуй, но пока что в запасе лишь фиг,
За который в навозе по горло ведем мы бои.

Сухопутные свинки, смеясь, пожирают морских.
Нам же не за что сдохнуть, а ты призываешь нас жить...
Я приму как обычно с утра полстакана в штыки,
А потом мои ребра завоют глотая ножи.

Жалкая моя история!
Бедная моя история!
Глупая моя история.
1988 г.

Папка зеленого шелка
С развязанными шнурками
Содержит мои документы,
Точнее которых нет.
Ложка морковного супа,
Сбираясь по нитке в камень,
Оставит экспертам крылья,
Откроет все поры мне.

Лапка свободной пешки
Толкнет из шеренги в клетку,
Где я разойдусь по дыркам -
Мне будет везде пора.
Не скинув парчовой шубы,
Я кану с подарком в лето,
Где к нашим с подругой шуткам
Приколется Дед Жара.

Палка в двух метрах клеша
Где нам не должно быть тесно.
Потом по штанине кверху,
Где прячется дохлый еж.
Скользнем сквозь иголки лежа
И дальше по ходу текста
Строку от конца к началу
Протрем, удалив пиздеж.

Бабка прогнулась лежа
И тут ей впервые что-то,
Вполне обойдясь без пола,
Заправило как мужик...
Юла завернулась круто -
Буквально с пол-оборота
И на боевой спирали
Скипнула из храма лжи.

А попке приснилась ляжка,
Вороны в павлиньей петле,
Контроль, пропитавший перья
И вот он завис с утра
На пиках, баянах, тяжках
В аморфном резьбовом пекле,
На входе в метро поглубже,
Пока не срослась дыра.

Кабель, чтоб гнали лажу
Шипами покрыт как роза.
Шипит, чтоб скорее начал,
А то назревает бунт.
Сейчас вас классично вмажет
Скабрезный артист Неврозов.
Врубись в его передачу -
Шестьсотшестьдесятшесть секунд !

Это конец. Теперь я буду громким.
Можно и мне свой шепот ненавидеть.
В лужу дерьма свалился пьяный рокер
Это конец. Отсюда он не выйдет.
Это конец.

Эксперимент над собственным сознаньем.
Грязный аккорд в культурной пасторали.
Рок на рогах - о том, чего не знал я,
Кислый компот из фактов нереальных.
Это конец.

Проблеск идей у бывшего кретина.
Третий бычок во тьме у поворота.
Мягким ножом в подставленную спину
И от себя оторванное фото...
Это конец.

Это конец. И я уже не страшен.
Не просыхал, но все же был просушен.
Только скажи - в какой из этих башен
Прячешься ты - чтоб я ее не рушил.
Это конец.

Руки вопят картавыми щелчками.
Сколько же тонн твоя усталость весит
"Я так хочу!" - полощется как знамя.
Крайняя точка в бешеном процессе -
Это конец.

Это конец. Швырни меня гитаре!
С этой чувой отлично я полажу.
Будет игрок, который ей подарен,
Снова нести комическую лажу...
Это конец!

Тени для век навечно наложу я
Стану певцом, чтоб завизжать натужно
Эй, кто-нибудь! Скажи - какого хуя
Ей от меня так долго будет нужно?
Это конец!

Это конец блаженного кошмара
В дикую боль последний раз поверь ты
Вместо всего - ебу свою гитару
Это конец кошачьего концерта
Это конец…

Секс, наркотики, рок-н-ролл.
Смерть, безумие, похуизм.
Вечный возраст, нейтральный пол,
Свой пиздец и чужая жизнь.
Приезжай к нам на фестиваль -
Мы готовим сюрприз лихой!
Шмотки потные не стирай -
Хоть ебись - не уйдешь сухой!

Больше дозу! Еще полграмма!
Больше света - в пизду все шторы!
Больше всякой хуйни в программу!
Больше голоса в мониторы!
Больше голоса в мониторы!
Больше голоса в мониторы!

Расцветает цветок любви
У осинки в густом лесу.
Как по кайфу, что смог обвить
Шейку гибкую и уснуть.
Непрерывный инсектицид
Для букашек и нас с тобой...
Рок-н-ролл не бывает сыт,
Да и пьянству давно не бой.

Больше дозу! Еще полграмма!
Больше света - в пизду все шторы!
Больше всякой хуйни в программу!
Больше голоса в мониторы!
Больше голоса в мониторы!
Больше голоса в мониторы!

Это фарс для таких как мы.
Это чем-то прочней тюрьмы
Неумоева так умыть,
Как из пяточки... (нрзбр)...
Пусть хуйня, что браток спорол
Станет флагом в его руках.
Что ж, да здравствует рок-н-ролл,
Раз уж нам без него никак!

Больше дозу! Еще полграмма!
Больше света - в пизду все шторы!
Больше всякой хуйни в программу!
Больше голоса в мониторы!
БОЛЬШЕ ГОЛОСА В МОНИТОРЫ!

1997 г.

Взорви мою шмаль, но оставь мне на пяточку
И я вдохну мозоль от креста под рубахой
И девочку - маленькое светлое пятнышко
В глухой шеренге божьих посланников на хуй.

Поймай эту пулю набухшей артерией
И станет легче - стоит лишь подсуетиться...
Мы кованной саженью по плечи отмерены,
Как каждый, кто застрял меж зубов этой птицы.

Глотать корни слов - симуляция бешенства.
Лежать на остриях - испытанье на стойкость.
Он с ней на ножах - так чего ж он не режется,
Помазанник Господень несвежей касторкой?

Что ж вы, блядь, визжите? Снова накатило?
Бей окно на кухне - дыма будет больше!
Славно заменили запах никотина
Притворным зловонием нашей общей боли.

Славно поменяли бойкие упряжки
На разбитый пасик с местом для носилок.
Выдохнули вдаль преступные затяжки,
Вдоволь насосались аморальной силы...

Ради полной глотки самых свежих денег,
Ради полной тряпки темно-красной каши
Полные карманы тусклых возбуждений,
Полные кальсоны места для упавших...

А крыша все едет по тропке меж зарослей.
Мешок разодран в ленточки в поисках шила.
Я лезу в белье - посмотреть не слежалось ли
Чужой, как дядя и как папа непогрешимый...

Я лезу в петлю - посмотреть не тесна ли вам.
Сегодня моя тень топчет ваши посевы.
Пожар в снежном замке аукнется заревом
Любителям аутодафе для сугрева.

Стой смирно в прицеле, ведь я промахнусь и так.
Позор наш будет в нашем изысканном вкусе.
Я лезу в себя, потому что найду всех там,
А Бог всегда со мной - ты ж его не отпустишь...

Окунусь в потоки вежливого лая,
Свежую холстину налеплю на рану.
Где же ваше слово? Вылетит - поймаю!
Изувечу напрочь и отдам обратно.

Где ж вы все? Вернитесь! Тут еще осталось!
Тут еще на всех по капле с половиной.
Эти двое вышли так, что небо смялось.
Тот зашел в санузел, смыть мозги с дубины...

Есть еще на пленке место для запила!
Есть еще под кожей, то чем он заплатит!
Что ж вы, блядь, визжите? Снова накатило?
Да оставьте на ночь. Больше не накатит

***
"Если одна гора не идёт к Магомету, то года через три Магомет идёт к другой горе".

Спасаешься от музыки и слов
В самой себе, как в каменной пещере,
Стараешься закрыть плотнее двери,
Но для меня они как тонкий лист,
Ведь я - нахальный рыжий альпинист
Из чьих-то детских снов.

Трясясь у запотевшего окна
Ползущего сквозь ночь сорокового,
По спецзаказу создаюсь я снова,
Но чувствую ещё один удар:
Такой же точно сделан экземпляр,
Но только без вина.

Со злобой, как бастующий шахтёр,
Забыв про слово "Боль", иду под нож я,
Я не хочу быть камнем у подножья -
Я буду на вершине, словно флаг,
Дрожать, сопровождая каждый шаг
Красивейшей из гор.

То руки, то глаза в глазах рябят,
Хотя об этом ты молчать просила,
И у тебя, конечно, хватит силы,
Чтоб боль мою шутя перенести, -
С вершины вполпинка меня спустить
Туда, где нет тебя.

1985

Ночь меня кормит жёлтой лепёшкой луны
Стены домов рушит яростный вой тишины
Вижу тебя сквозь туман одинаковых дней
И если ты это глупость то я не хочу быть умней

Знаю что кто-то мёрзнет когда мне тепло
Мир где сегодня живу я не так уж плох
Пусть меня выгонят в шею из этого дня
Но только всё кроме света сегодня бежит от меня

Тысячью лиц отражаешься в ржавых болтах
Бежишь как волна по воде
Сквозь горе и страх
Ты сегодня везде

Если устала видеть в тумане огни
Пальцем проткни облака и на землю взгляни
Там прошлой ночью над тем что случилось смеясь
Идёт вдали от меня и тебя электрический я

Бей меня больно чтобы суметь разбудить
Если не сможешь то всё же не вздумай уйти
Ты после мёртвой воды как живое вино
И первый раз не хочу я вернуть то что было давно

Тысячью лиц отражаешься в ржавых болтах
Бежишь как волна по воде
Сквозь горе и страх
Ты сегодня везде
Ты сегодня везде