Тахикардийно наскочит
Опыт в запястье, в висок. И
Встанет любовь на носочки,
Чтобы казаться высокой.
Ненависть - на четвереньки,
Чтоб незаметней и мельче…
Паркины ножницы тренькнут
Тихо, - едва ли замечу.
Встретят, ощерясь недобро,
Выделят миску баланды,
Ангелы с бесами в рёбрах,
И аллергией на ладан.

Сколько истин дарёных смогла твоя дочь проворонить!
В наступленье на грабли, - трофей!- третий глаз добыла.
Мама, помнишь, я чёрных собак собирала в районе,
С лобачевским упрямством пытаясь отмыть добела?

Мама! Мы же не в школе, где зрелость измерили в баллах,
Занеся в аттестат, - спонтом дали намётку тропы...
"Богу-богово", - ты говорила и вновь ошибалась.
Наказанье для урок. И стёб предающей толпы.

Греко-римские слишком устали быть просто богами,-
И меняют Олимп на Голгофу. С доплатой и без.
А Земля, видно, вправду кругла - из-под ног убегает.
Воспаришь поневоле, на Ньютона плюнув с небес.

Но плевок возвратится назад бумерангом лучистым -
Догма даже избитая в силах пенять и пинать.
Жаль вот в плотных слоях атмосферы сгореть не случилось.
Я же неопалима. Как рукопись и купина.

В молоко попадая, душа ускользает из тела,
По прокисшему Млечному тракту спешит в темноте.
Мы увидимся, мама. Я, кажется, к чаю успела.
Я тебе принесла родниковой воды в решете.

Одержимый паранойей,
Талисман мой на кровИ,
Ходит за моей спиною
Молчаливый конвоир.
За плечом его запрятан,
(До сих пор, по счастью, нем),
Не крыла кусок помятый, -
Аккуратный АКМ.
Триптих неустанных глаз тех,
Дыры жжет в моей спине,
Чтоб слезоточивым газом
Обработать сердце мне…
Беды мимо он проносит,
Шепчет мне слова молитв,
И всегда на перекрёстке
Зажигает малахит.
Превращает в фарс обломы,
Стелет скатертью пути.
У него полны обоймы
Способов меня спасти.
Только я не оригами-
Он меня не развернёт.
Он меня оберегает,
Чтоб потом пустить в расход.